1
В краю чудес, в краю живых растений,
Несовершенной мудростью дыша,
Зачем ты просишь новых впечатлений
И новых бурь, пытливая душа?
Не обольщайся призраком покоя:
Бывает жизнь обманчива на вид.
Настанет час, и утро роковое
Твои мечты, сверкая, ослепит.
2
Лодейников, закрыв лицо руками,
Лежал в саду. Уж вечер наступал.
Внизу, постукивая тонкими звонками,
Шёл скот домой и тихо лопотал
Невнятные свои воспоминанья.
Травы холодное дыханье
Струилось вдоль дороги. Жук летел.
Лодейников открыл лицо и поглядел
В траву. Трава пред ним предстала
Стеной сосудов. И любой сосуд
Светился жилками и плотью. Трепетала
Вся эта плоть и вверх росла, и гуд
Шёл по земле. Прищёлкивая по суставам
Пришлёпывая, странно шевелясь,
Огромный лес травы вытягивался вправо,
Туда, где солнце падало, светясь,
И то был бой травы, растений молчаливый бой.

Одни, вытягиваясь жирною трубой
И распустив листы, других собою мяли,
И напряжённые их сочлененья выделяли
Густую слизь. Другие лезли в щель
Между чужих листов. А третьи, как в постель,
Ложились на соседа и тянули
Его назад, чтоб выбился из сил.

И в этот миг жук в дудку задудил,
Лодейников очнулся. Над селеньем
Всходил туманный рог луны,
И постепенно превращалось в пенье
Шуршанье трав и тишины.
Природа пела. Лес, подняв лицо,
Пел вместе с лугом. Речка чистым телом
Звенела вся, как звонкое кольцо.
В тумане белом
Трясли кузнечики сухими лапками,
Жуки стояли чёрными охапками,
Их голоса казалися сучками.
Блестя прозрачными очками,
По лугу шёл красавец Соколов,
Играя на задумчивой гитаре.
Цветы его касались сапогов
И наклонялись. Маленькие твари
С размаху шлёпались ему на грудь
И, бешено подпрыгивая, падали,
Но Соколов ступал по падали
И равномерно продолжал свой путь,

Лодейников заплакал. Светляки
Вокруг него зажгли свои лампадки,
Но мысль его, увы, играла в прятки
Сама с собой, рассудку вопреки.
3
В своей избушке, сидя за столом,
Он размышлял, исполненный печали,
Уже сгустились сумерки. Кругом
Ночные птицы жалобно кричали.
Из окон хаты шёл дрожащий свет,
И в полосе неверного сиянья
Стояли яблони, как будто изваянья,
Возникшие из мрака древних лет.
Дрожащий свет из окон проливался
И падал так, что каждый лепесток
Среди туманных листьев выделялся
Прозрачной чашечкой, открытой на восток.
И всё чудесное и милое растенье
Напоминало каждому из нас
Природы совершенное творенье,
Для совершенных вытканное глаз.

Лодейников склонился над листами,
И в этот миг привиделся ему
Огромный червь, железными зубами
Схвативший лист и прянувший во тьму.
Так вот она, гармония природы,
Так вот они, ночные голоса!
Так вот о чём шумят во мраке воды,
О чём, вздыхая, шепчутся леса!
Лодейников прислушался. Над садом
Шёл смутный шорох тысячи смертей.
Природа, обернувшаяся адом,
Свои дела вершила без затей.
Жук ел траву, жука клевала птица,
Хорек пил мозг из птичьей головы,
И страхом перекошенные лица
Ночных существ смотрели из травы.
Природы вековечная давильня
Соединяла смерть и бытиё
В один клубок, но мысль была бессильна
Соединить два таинства её.

А свет луны летел из-за карниза,
И, нарумянив серое лицо,
Наследница хозяйская Лариса
В суконной шляпке вышла на крыльцо.
Лодейников ей был неинтересен:
Хотелось ей веселья, счастья, песен,
Он был угрюм и скучен. За рекой
Плясал девиц многообразный рой.
Там Соколов ходил с своей гитарой.
К нему, к нему! Он песни распевал,
Он издевался над любою парой
И, словно бог, красоток целовал.
4
Суровой осени печален поздний вид.
Уныло спят безмолвные растенья.
Над крышами пустынного селенья
Заря небес болезненно горит.
Закрылись двери маленьких избушек,
Сад опустел, безжизненны поля,
Вокруг деревьев мёрзлая земля
Покрыта ворохом блестящих завитушек,
И небо хмурится, и мчится ветер к нам,
Рубаху дерева сгибая пополам.

О, слушай, слушай хлопанье рубах!
Ведь в каждом дереве сидит могучий Бах,
И в каждом камне Ганнибал таится...
И вот Лодейникову по ночам не спится:
В оркестрах бурь он слышит пред собой
Напев лесов, тоскующий и страстный...
На станции однажды в день ненастный
Простился, он с Ларисой молодой.

Как изменилась бедная Лариса!
Всё, чем прекрасна молодость была,
Она по воле странного каприза
Случайному знакомцу отдала.
Еще в душе холодной Соколова
Не высох след её последних слёз,—
Осенний вихрь ворвался в мир былого,
Разбил его, развеял и унес.
Ах, Лара, Лара, глупенькая Лара,
Кто мог тебе, краса моя, помочь?
Сквозь жизнь твою прошла его гитара
И этот голос, медленный, как ночь.
Дубы в ту ночь так сладко шелестели,
Цвела сирень, черёмуха цвела,
И так тебе певцы ночные пели,
Как будто впрямь невестой ты была.
Как будто впрямь серебряной фатою
Был этот сад сверкающий покрыт...
И только выпь кричала за рекою
Вплоть до зари и плакала навзрыд.

Из глубины безмолвного вагона,
Весь сгорбившись, как немощный старик,
В последний раз печально и влюбленно
Лодейников взглянул на милый лик.
И поезд тронулся. Но голоса растений
Неслись вослед, качаясь и дрожа,
И сквозь тяжелый мрак миротворенья
Рвалась вперед бессмертная душа
Растительного мира. Час за часом
Бежало время. И среди полей
Огромный город, возникая разом,
Зажёгся вдруг миллионами огней.
Разрозненного мира элементы
Теперь слились в один согласный хор,
Как будто, пробуя лесные инструменты,
Вступал в природу новый дирижёр.
Органам скал давал он вид забоев,
Оркестрам рек — железный бег турбин
И, хищника отвадив от разбоев,
Торжествовал, как мудрый исполин.
И в голоса нестройные природы
Уже вплетался первый стройный звук,
Как будто вдруг почувствовали воды,
Что не смертелен тяжкий их недуг.
Как будто вдруг почувствовали травы,
Что есть на свете солнце вечных дней,
Что не они во всей вселенной правы,
Но только он — великий чародей.

Суровой осени печален поздний вид,
Но посреди ночного небосвода
Она горит, твоя звезда, природа,
И вместе с ней душа моя горит.

Что же такое счастье?
Одни говорят:- Это страсти:
Карты, вино, увлеченья -
Все острые ощущенья.

Другие верят, что счастье -
В окладе большом и власти,
В глазах секретарш плененных
И трепете подчиненных.

Третьи считают, что счастье -
Это большое участие:
Забота, тепло, внимание
И общность переживания.

По мненью четвертых, это
С милой сидеть до рассвета,
Однажды в любви признаться
И больше не расставаться.

Еще есть такое мнение,
Что счастье - это горение:
Поиск, мечта, работа
И дерзкие крылья взлета!

А счастье, по-моему, просто
Бывает разного роста:
От кочки и до Казбека,
В зависимости от человека!

Стихи  не просто отраженье   
Больших событий в мелочах, 
Они  земли передвиженья     
Внезапно найденный рычаг. 

Стихи  не просто озаренье,   
Фонарь средь тьмы и темноты. 
Они  настойчивость творенья 
И неуступчивость мечты.   

Стихи всегда  заметы детства 
С вчерашней болью заодно, 
Доставшееся по наследству   
Кустарное веретено.   
       
  .................... Варлам Шаламов.

Небо поделю на клетки
и раскрашу желтой краской,
у зимы возьму жилетку,
украду у лета маску.
И пойду по тротуарам
в легком платьице из плюша,
чтоб ничто не обнажало
желтую смешную душу.
Сочиню мильон историй
и придумаю рассказы,
чтоб потом и мы с тобою
затерялись в мире сказок.
Чтоб бродить по переулкам
и гулять босой по пляжу,
представлять, что солнце –
булка и сучить из листьев пряжу,
чтоб уйти туда, где поле
из ромашек и тюльпанов,
чтобы собирать в ладони
слезы из ночных туманов,
чтобы жить и улыбаться,
чувствовать, что счастье рядом,
чтобы век с тобой остаться,
просто быть собою надо!
Не теряй воспоминанья,
собирай, как я, в шкатулку,
чтобы после расставанья
скушать с неба солнце-булку!
Не забудь меня в жилетке,
со слезами из тумана,
потому что я, наверно,
самый реальный из обманов!

НАШИМ ДЕТЯМ

Я свяжу тебе жизнь 
Из пушистых мохеровых ниток...
Я свяжу тебе жизнь
Не солгу ни единой петли...
Я свяжу тебе жизнь
Где узором по полю молитвы,
Пожелания счастья
в лучах настоящей любви...
Я свяжу тебе жизнь
Из веселой меланжевой пряжи...
Я свяжу тебе жизнь
И потом от души подарю...
Где я нитки беру?
НИКОМУ НИКОГДА НЕ ПРИЗНАЮСЬ
ЧТОБ связать тебе жизнь...
Я тайком распускаю свою...

Черная кошка гуляет сама по себе…
Ей не знаком терпкий холод разлуки…
Снова и снова бросает вызов судьбе…
Рядом её не удержат ни одни руки…

Черная кошка плакать совсем не умеет…
Соль горьких слез жадно высушит ветер.
Черная кошка не поцелует, не пожалеет,
И на карнизе одна встречает рассветы.

В глазах её зеленых лунный свет таится,
И колких фраз невозмутимый звон.
И черной шерсти перелив искрится,
И голоса надменно безразличный тон.

Она играет в неприступность, силу,
Скрывает в памяти позор минувших дней.
Так слезы-лицемерки она и не простила…
ОН видел её слабой… ОН был ей всех родней…

И ледяное сердце теперь уж не растопит
Ничьё до боли жаркое «люблю».
Походкой гордою одна по жизни ходит,
Когтями острыми царапая мечту.

Играет жизнями чужими, словно в шашки.
И мстит ЕМУ в своей скупой игре.
Ей в этом мире не жалко даже пташки,
Ведь черная кошка гуляет сама по себе…

Всех женщин сразу в жены нам не взять.
Эх, знать бы признак, чтоб выбирать!
Худышка будет холодна в постели.
Толстушка в дверь проходит еле-еле.
Веселая окажется гулящей,
А с грустной секс раз в месяц, и не чаще.
С холодной заработаешь ангину.
С горячей - расцарапанную спину.
Быть рядом с длинноногой не с руки,
Когда она оденет каблуки.
Та, что умна - обманет без труда.
Жить с глупой - это тоже ерунда.
Красивая легко уйдет к другому
А страшная - позор родному дому.
Вот и приходится, как ни крути,
Смотреть лишь на размер ее груди.

Отвечай мне, картонажный мастер,
Что ты думал, делая альбом
Для стихов о самой нежной страсти
Толщиною в настоящий том?

Картонажный мастер, глупый, глупый,
Видишь, кончилась моя страда,
Губы милой были слишком скупы,
Сердце не дрожало никогда.

Страсть пропела песней лебединой,
Никогда ей не запеть опять,
Так же как и женщине с мужчиной
Никогда друг друга не понять.

Но поет мне голос настоящий,
Голос жизни близкой для меня,
Звонкий, словно водопад гремящий,
Словно гул растущего огня:

«В этом мире есть большие звезды,
В этом мире есть моря и горы,
Здесь любила Беатриче Данта,
Здесь ахейцы разорили Трою!
Если ты теперь же не забудешь
Девушку с огромными глазами,
Девушку с искусными речами,
Девушку, которой ты не нужен,
То и жить ты, значит, недостоин».

Николай Гумилев.